Множество рассуждений о страхе смерти.
О страхе небытия.
Каждую ночь я ухожу в небытие. Засыпаю — небытие. Просыпаюсь — бытие.
Никакого страха.

Кто-нибудь знает смерть? Умер, воскрес и точно знает, что смерти нужно бояться?
Не встречал таких…

Есть страх боли и страданий. Я знаю боль, голод, холод…
Но это страх страданий, не смерти.
Есть страх неизвестного.
Неизвестное страшит тем, что может оказаться существенно хуже известного.
Никто не знает, что там, на «той» стороне.
Есть множество смутных сведений об аде и рае. Но нет личного достоверного знания.
Если рай, хорошо. Но вдруг ад?..
Небытие известно каждому и никого не пугает.
Смерть — неизвестное. Это страшит!

Животный страх вызывает не уничтожение тела, как такового. В конце концов телу нет до этого никакого дела.
Боится не быть что-то другое, которое целиком и полностью зависит от этого тела.

И как бы сильно оно не старалось рационализировать свою смерть, оно всё-равно умрёт.

Страх за сохранение «Я» — это и есть то, что умирает. Умирает страх.
Мысль наставила меток «моё» и боится за сохранность этих меток.
Она нашла в этом безопасность, но приобрела в комплекте с ним страх. Так сказать, в нагрузку.

К примеру, мысль в результате длительных поисков слилась в любовном экстазе с Абсолютом, который теперь нужно оберегать, поддерживать дисциплину в процессе раздачи Абсолюта страждущим и т.д. и т.п.

Фактически страх и «Я» — это синонимы. Одного без другого не бывает. Проставленная метка «моё» означает страх просто по той причине, что эта метка рано или поздно будет стёрта и на её место проставлена другая метка. В каждом человеке есть копия этой программы, которая проставляет метки, а «бензин», необходимый для работы этих программ, наливается из одной «бочки».